Новая книга Пелевина. Лампа Мафусаила или шапито вернулось

Рука не поднимается на мэтра русской словесности, но очень уж хочется. Почитатели высокого и прекрасного наперебой талдычат о былых временах, где, как водится, трава зеленее и вода мокрее, а Пелевин еще не исписался (всем бы так исписаться, особенно тем, кто даже не пытался). Так происходит после выхода каждой очередной его книги, то есть ежегодно, но даже если бы он их издавал в обратном порядке, то все равно неизбежно исписался бы примерно к пресловутому роману «Generation Пи».

Разбаловал Виктор Олегович свою публику, которой подавай всеобъясняющий, переворачивающий все с ног на голову, труд обязательно с изрядной долей юмора. Для одних любое произведение Пелевина – это откровение, другие всегда критически настроены, что бы ни вышло из-под пера писателя, но и те, и эти с нетерпением ждут новой книги, будто на Пелевине литературный свет клином сошелся.

Не избежала своей противоречивой участи и «Лампа Мафусаила или крайняя битва чекистов с масонами», не удовлетворившая взыскательных запросов — мол, слишком мало приключений духа и слишком много мэйнстрима.

Роман, точнее четыре повести, слабо увязанные между собой скрепами общей идеи, наполнен почти карикатурными образами. Тут тебе и финансист нетрадиционной ориентации, и бородатые рептилоиды, и черти, не говоря уж про масонов с чекистами, и все это покрыто толстым слоем конспирологии. Однако это лишь бутафория, Пелевин – мастер декораций, ведь надо же чем-то заполнить метафизическую пустоту, чтобы она была заметней и понятней. С помощью таких декораций и сопутствующих умозаключений автор тщательно вырисовывает свою основную мысль. Даже главный герой, каким бы главным он ни был, вовсе не герой, а всего-навсего безвольный реквизит, пусть и поставленный в центре, способный лишь наблюдать и удивляться.

Зачастую основная мысль довольно неприглядна и, может быть, даже не оригинальна, но неспроста же говорят: все гениальное – просто. Банальные истины, в конце концов, замыливают глаз так, что уже не разглядеть их глубины, поэтому нужно чаще менять точку обзора. В данном случае, в «Лампе Мафусаила», Пелевин жонглирует понятием судьбы и делает это, как ему заблагорассудится, порой, позволяя себе довольно рискованные допущения. То он размывает границы предопределенности вариативностью бесконечных вселенных, то ссылается на подглядывающий за собой божественный глаз или же, вовсе, апеллирует к фундаментальной физике, объясняя неизбежность первоначальным импульсом каждого атома с момента большого взрыва.

В общем, всё как обычно: зритель вернулся в старый цирк, за новыми впечатлениями, а там — опять акробаты. Хотя, может, только ради акробатов и возвращается. Вероятно, артист собирался показать фокус, а от него требуется двойной кульбит, только на этот раз на канатах, желательно, горящих и как можно выше.

---